- ПОЛЕЗНЫЕ СОВЕТЫ СТАРОСТИ -

Она ушла, покинув пир, и села на коня, хмельна, А я ей чашу протянул, с мольбой держась за стремена. Нет, мне ее не удержать, но я бы в жертву жизнь принес За то, чтоб кем-нибудь на пир она была возвращена. Торопит всадница коня — и сердце падает в груди, Мечом обиды ранен я, жестоко грудь уязвлена. Зачем не насмерть я сражен? Не легче ль муки мне пресечь. Чем торопить в обратный путь и гнать сквозь темень скакуна? А без нее шумливый пир печален, горек и уныл, Нарушен сердца сладкий сон, душа покоя лишена. От века так заведено: кто выпьет радости бокал, Сто кубков горечи тому судьба велит испить до дна. Я в одиночестве умру. Не странно ль — преданность моя Ответной верностью в любви ни разу не награждена! Когда белеет голова, с уединением смирись, Ведь не украсят звонкий пир ни грусть твоя, ни седина! Неверную не возвратишь. К чему ж терзаться, Навои? Смотри: ты бледен, стан дрожит, душа печалью смущена. (перевод С. Иванова)

Этот стихотворный газель Навои написал в 15 веке на персидском языке, и он называется "Она ушла, покинув пир". Стихотворение описывает большую печаль главного героя, который остался один, когда его возлюбленная ушла с праздника, оставив его за столом. Он описывает свои чувства и желание вернуть ее обратно, и даже готов пожертвовать своей жизнью ради этого.

Что касается стиля стихотворения, это типичный газель, который имеет форму 5-10 двустиший, где каждое двустишие представляет собой отдельную и независимую мысль. Газель также имеет определенный ритм, который укладывается в пятисложную метрику и повторяется в каждом стихотворении.

Что касается того, что автор хотел донести до читателя, можно сказать, что он изображает горечь и боль от потери возлюбленной, а также безысходность ситуации. Он также передает идею о том, что жизнь несправедлива, и часто люди не получают того, что заслуживают, даже если они преданы и верны.

* * * В мой дом, разгорячась, вбежала с вечернею звездой она, Испариной омыла розы, как розовой водой, она. Ресниц разбойничьих кинжалы — похитчики моей души, Прядь амбровым жгутом спустила на стан свой молодой она. Приют мой темный озаряет солнцеподобный лик ее. Я на свету дрожу пылинкой,— не луч ли золотой она? Взяв за руку меня, смеется, сажает около себя. Пересыпает слов алмазы, сверкая красотой, она. И говорит: «Печальный друг мой, как поживаешь без меня?» Что я отвечу ей? Сковала язык мой немотой она. Кувшин с вином она открыла и кубок полный налила, Пригубив, молвила с упреком, с лукавой прямотой она: «Скажи, Меджнун, не сновиденье ль, что разума лишился ты? Испей вина, открой мне душу, какой живет мечтой она?» Я выпил, потерял сознанье, к ногам возлюбленной припал,— Не хмель сразил меня — сразила своею добротой она. Тому, кто в снящемся свиданье, как Навои, блаженство знал,— Не спать до воскресенья мертвых: сон сделала бедой она. (перевод В. Звягинцевой)

Этот газель был написан Навои, известным туркменским поэтом и мыслителем XIV века. Он был одним из наиболее талантливых поэтов своего времени и оставил наследие в многих различных жанрах, включая газели, рубаи, маснави и другие.

Это стихотворение о любви. Главный герой встречает свою возлюбленную, которая приходит к нему в дом, описывая ее красоту и очарование. Он чувствует, что она озаряет его жизнь, но не может найти слов, чтобы ответить на ее вопросы. Она угощает его вином, и он теряет сознание, падая у ее ног. Он счастлив, что может провести время с ней, но одновременно понимает, что ее любовь может причинить ему боль в будущем.

* * *

Только ты взяла с улыбкой пиалу из рук людей, Как порвались от рыданья связки всех моих костей. Гурия к тебе явилась спор вести о красоте, Но и та, тебя увидев, удалилась поскорей. Стала ночь моей разлуки мне опасностью грозить, Потемнела, словно нежный гиацинт твоих кудрей. Сердце гибнет от удара взором пущенной стрелы,— Словно зверя на охоте, ты разишь стрелой своей. Я несчастен: у любимой состраданья нет ко мне,— Эти слезы и рыданья не тревожат сердце ей. Что такое сад свиданья, ты не спрашивай меня: В мире горестной разлуки, как в тюрьме, я много дней. Как беспечен тот, кто скачет, выпустив узду из рук! Упадет он без дыханья, погружен в мечты о ней! Тот свободен от печали, кто бежит толпы людской, Но оставшемуся с нею в мире жить еще грустней. Каждый миг твои собаки прогоняют Навои, Но обманом он в их свору возвращается скорей. (перевод Вс. Рождественского)

Указанный текст - газель "Только ты взяла с улыбкой пиалу из рук людей" - был написан Узбекским поэтом и литературным деятелем Али Шир Навои в 15 веке.

В этом стихотворении главным образом является женщина, которая отвернулась от автора, вызвав у него глубокую боль и тоску. Автор описывает свои чувства в условиях разлуки и жажды общения с любимой женщиной. Он говорит о том, как все его кости дрожат и связки порвались, когда она ушла. Его сердце гибнет от боли и он чувствует, что его душа мучается в ее отсутствие.

Поэтический стиль "газели" характеризуется сложной структурой, в которой каждый стих тесно связан с предыдущим и следующим. В "газели" часто используются аллегории и метафоры, что создает мистическую и философскую атмосферу.

В данном случае, автор использует такие метафоры, как "гиацинт твоих кудрей" и "взором пущенной стрелы" для описания красоты женщины и боли, которую он испытывает в ее отсутствие. Кроме того, в этом стихотворении можно увидеть использование формы повторения, так как некоторые фразы возвращаются несколько раз, что подчеркивает ударение на образе женщины, причиняющей автору бесконечную боль.

Навои известен своей любовью к женщинам и многие его стихотворения повествуют об их красоте и загадочности. Однако в "Только ты взяла с улыбкой пиалу из рук людей" автор передает более глубокое чувство отчаяния и беспомощности в отношении к женщине, которая не отвечает на его чувства.

Кажется, что данная газель Навои была написана в период глубокой духовной поисковой, когда он был близок к своим исламским корням и старался передать свои чувства через сложность

* * *

Здоровым меня оставить не захотела любовь, Во прах обратив, пустила по ветру тело любовь. В разлуке при мне остались отчаянье и болезнь, А душу солью страданья вконец изъела любовь. Грозящее миру пламя гудело в моей груди, Там ярким огнем горела, не искрой тлела любовь. Но люди, теряя душу, прийти умоляют смерть, И палачей луноликих пускает в дело любовь. Жестокости обучила Ширин и Лейл и она, Меджнун и Фархад счастливцы, лишь мной владела любовь. Разлука, тоска, безумье — убийцы, но в этот мир Прийти и разить несчастных им всем велела любовь. Однако за благочестье я близости не отдам, Не дам, чтоб в могиле тесной средь роз истлела любовь… О Навои, будь счастлив, что ты еще жив и любишь, Страданьями награждает и сверх предела любовь. (перевод А. Сендыка)

"Газель о любви" - это поэма узбекского поэта и писателя Навои, написанная в XIV веке. Это глубокая и чувственная поэма, которая описывает невыносимые муки разлуки и болезненной любви.

Первая стихотворная строфа описывает эмоциональную боль, которую человек испытывает, когда любимый человек уходит. Вторая строфа показывает, как разлука приводит к безумию и страданию, причем автор описывает свои чувства как "соль страдания", которое "вконец изъело" его душу. Третья строфа говорит о том, что любовь может быть опасной и разрушительной, и она может даже привести к смерти. Четвертая строфа описывает, как герои легенд и мифов страдают от любви. Пятая строфа описывает, как разлука, тоска и безумие убивают людей, но всё же любовь приходит к несчастным и поражает их своей силой. В заключительной строфе автор говорит, что он не готов пожертвовать своей религией, чтобы быть с любимой в этой жизни.

Газель о любви имеет очень специфический и узнаваемый стиль. Она написана в форме газели, которая является одним из самых распространенных поэтических жанров в персидской поэзии. Газель - это стихотворение из нескольких двустиший, которые могут быть связаны друг с другом по теме или по форме. Газель обычно имеет неравные строки и длинный конечный стих.

Ритм газели также очень узнаваемый. Он называется "раджаз", что означает "трепет". Раджаз - это ритм, который имеет более свободную структуру, чем другие ритмы, и он используется для передачи чувственности и эмоциональной интенсивности.

* * *

Я желтухой болен, кравчий. Весь в осеннем цвете яром, Где ж вино, что охмеляет винограда желтым даром? И лицо мое, и тело — листья желтые на ветке. Пожелтели — кто ж излечит их целительным отваром! И в очах зрачки с белками стали желты, как тюльпаны. Что за хворь? Той розоликой жечь меня дано пожаром! Говорят, очам полезно видеть желтое — ах, где же Кипарис в одеждах розы, что пылает желтым жаром? Желтоперой птицей ночи стал среди полдневной стаи Пожелтелый день разлуки, что сражен судьбы ударом. Если ж не больным желтухой ночь и утро, отчего же Ночь распустит кудри, солнце лик свой рвет — в рыданье яром? Желтизну больного тела Навои скрыл в прахе скорби — Так вот нищий в землю прячет золото в кувшине старом! (перевод С. Шервинского)

Газель "Я желтухой болен, кравчий" была написана в XVI веке узбекским поэтом и литературным критиком Алишером Навои. В этой газели автор описывает свои чувства, испытываемые во время болезни желтухой, которая является распространенным заболеванием во время жаркого лета.

Алишер Навои использует яркие и метафорические выражения, чтобы передать свои ощущения. Он сравнивает свое желтоватое лицо и тело с листьями на ветке, которые пожелтели от осени. В газели он также задается вопросом, где можно найти вино, чтобы охмелиться и забыть о своей болезни. Он описывает свои глаза, которые стали желтыми, как тюльпаны, и жалуется на боли, вызванные болезнью.

Ритм газели "Я желтухой болен, кравчий" является типичным для традиционной поэзии Средней Азии и Ближнего Востока. Газель имеет форму куплетов, в каждом из которых четыре строки. Каждая строка содержит по семь или восемь слогов. Рифма также является важной частью традиционной поэзии, и газель Алишера Навои не является исключением. Все строки в каждом куплете имеют одинаковую рифму.

Автор передает свою болезнь и страдания через использование метафор и ярких образов. Он описывает свое состояние и просит сожаления у своих читателей. Через свои стихи Алишер Навои хотел передать свою скорбь и боль, вызванные болезнью, и показать свою уязвимость перед непредсказуемой силой природы.

* * *

Улыбки всем расточая, мне ты не улыбнулась, Встретив мой взор, печалью одетый, не улыбнулась. В жажде твоих рубинов подобен я стал шафрану, Но ты и при виде этой приметы не улыбнулась. Молил я: «Скажи хоть слово», но знаком ты приказала Мне умереть и, слыша обеты, не улыбнулась. Не зная счастья слияний, себя ты отдать не можешь, Я не дивлюсь, что при этой беде ты не улыбнулась. Послушай, Меджнун с Фархадом были лишь струйкой дыма. Я — пламя, но ты б и вспышке кометы не улыбнулась. Улыбка подобна солнцу, солнцу светить пристало, Жаль, что ты на такие советы не улыбнулась. О, Навои, от розы вдали соловей тоскует, Может, она и песням, что спеты, не улыбнулась. (перевод А. Сендыка)

Данный стихотворный газель Навои - это музыкальный и лирический шедевр, который обращается к чувственным переживаниям любви и неотвратимости смерти. Поэт изображает свое состояние, как больного человека, который жаждет любви, но не получает ее от женщины, которую любит. Переживая глубокую печаль и одиночество, он просит хотя бы улыбнуться, но его мольбы не находят отклика.

Рифмовка стихов в этой газели типична для узбекской поэзии и используется для передачи эмоциональной силы стихотворения. Газель имеет два равных полустиха, каждый из которых содержит свой смысл, и поэтому в целом газель может рассматриваться как маленький литературный шедевр.

Стиль газели характеризуется обилием метафор и образов, которые передают сложность человеческих чувств. Навои использует изображения природы, например, осеннего цвета листьев на деревьях, чтобы передать свою тоску и грусть. Он также использует аналогии, сравнивая себя с шафраном, который жаждет рубинов - символа любви.

Автор хочет передать чувства глубокой любви и страдания, которые он переживает. Он желает быть любимым и получить отклик на свои чувства, но его мольбы не находят отклика, и он остается одиноким и печальным.

* * * От неверной сто горьких бед довелося увидеть мне. Кто ж знал верность, чтоб счастья свет довелося увидеть мне? Кто познал от сынов времен долю верности и добра, Чтобы преданности обет довелося увидеть мне? Словно пса, прогони, о друг, сердце взбалмошное мое: От беспутного только вред довелося увидеть мне! Что мне добрый привет друзей? В сердце — тишь и блаженный мир, Если гнет от ее клевет довелося увидеть мне! А красавиц увижу я — и трепещет надеждой взор: Где жасмин мой? Хотя бы след довелося увидеть мне! Пусть и землю, и свод небес захлестнет рыданий потоп: Злобу этих двух приверед довелося увидеть мне! Серполунный увидишь лик — знай: тебя погубил не меч,— Кару неба — страшнее нет! — довелося увидеть мне! Я молитвенный коврик мой и хырку проносил до дыр, Чтоб два мира сквозь их просвет довелося увидеть мне! И не спрашивай, Навои, что изведал я от нее, Сто невзгод друг за другом вслед довелося увидеть мне! (перевод С. Иванова) * * * Злее, чем измены мрак, темнота бывает разве? Светом дня озарена темень та бывает разве? Искрой молний опалит всю вселенную разлука,— В преисподней адских мук ей чета бывает разве? Нюхать след ее собак — вот награда мне за верность! Лучше золота сего красота бывает разве? В день разлуки море бед с головой влюбленных топит,— В ночь измены хоть роса пролита бывает разве? Пятна крови, как цветы, на моем сожженном теле,— В роще бедствий время цвесть для куста бывает разве? Черный проливень измен насмерть любящих сражает,— Тьма небесного дождя так люта бывает разве? Песней, льющейся навзрыд, Навои сжигает розы,— У безгласных соловьев песня та бывает разве? (перевод С Иванова) * * * Кипарис розоволикий, ты сказала — ты придешь! Ночь провел я в муке дикой, сердце ждало — ты придешь. Выходил ежеминутно, тела сдерживая дрожь, И душа к устам невольно подступала: ты придешь! Лик луны зажегся в небе, схож с тобою красотой. Мне до лунного сиянья дела мало. Ты придешь! Плакал я, дивя прохожих, на безумца был похож. Веря и не веря пери, ждал устало,— ты придешь? Эти слезы ты не вздумай в шутку сравнивать с водой.— Эти слезы были схожи с кровью алой… Ты придешь? Выходил тебе навстречу, преданный тебе одной. Ждал тебя, покуда сердце подсказало: не придешь. Навои, вином утешься, о неверной думать брось, И печали скажет властно звон бокалов: не придешь! (перевод П. Железнова) * * * Древний мир сей - что острог, не лови тщеты мгновенной: Кто себя к утехам влек - стал рабом неволи пленной. Тщетно не лелей мечты, чтоб сыскался вход заветный: Ныне прочно заперты двери тайны сокровенной. В прихотях людским сынам пользы нет без воздержанья, Может, будет, только нам нрав дарован не смиренный. Чужд мне сутью ледяной храм святош - ханжей притворных, Лучше класть поклон земной пред огнем в молельне бренной. Если пить пришел черед, пусть нальет нам виночерпий, - И без звона струй сойдет барабан обыкновенный. Если нам не верен дом, осененный правой верой, К иноверцам мы пойдем на другой конец вселенной. Жизнь уходит день за днем, будь же добрым и веселым, Чтобы не жалеть потом об утрате незабвенной. (перевод А. Иванова) * * * Без любимой вино - это яд и отрава: Или горько оно, или солоно, право. Подают мне совет - жизнь сложить пред неверной, А во мне жизни нет, - рассудили бы здраво! Мне б увидеть твой лик, да соперники злятся: Нищий к травле привык - зла собачья орава. И когда твоих уст хмель багряный коснется, Словно розовый куст, сердце рдеет кроваво. Я тобою сожжен - сердце дымом чернеет, Стая черных ворон - мне и казнь, и расправа. Друг мой, если ко мне прикоснется святоша, След тот вымой в вине - его хватка лукава. Навои грустно лег пред жестокой во прахе - Отдохнуть от тревог беспокойного нрава. (перевод А. Иванова) * * * Мир лукав, он схож с невестой, с ним не заводи бесед: Как ни холь его, ни пестуй, к людям в нем участья нет. Льнущий к миру беззаботен: ждет удачи, а она К одному из многих сотен не придет и за сто лет. Все вершит он хитрым ладом: залучит тебя в силки, Думаешь - удача рядом, а глядишь - пропал и след. В перстне солнца сгустки яда он готовит для людей: Блеск его — как бы услада, но опасен тот шербет. Ты оставь эту невесту, в этом мире ты - лишь гость: Страннику при ней — не место, он - иным местам сосед. Даже ежели вы двое меж собой недалеки, Встречей с близкою мечтою ты не будешь обогрет. Навои, свой дух очисти, с высшей сутью будь един, Чтобы пут твоей корысти не осталось и примет. (перевод А. Иванова) * * * Кто в долину единенья страстным помыслом влеком, На коне всеотрешенья пусть он станет седоком. Но тому не доведется в этот путь коня седлать, Кто навек не заречется жить в толчении людском. Должен странник в той дороге отрешиться от всего, А иначе - без подмоги он в скитальчестве таком. Милость Друга своей сенью озаряет этот путь, И дороге к единенью как остаться чужаком! Ни натугой, ни потугой воли рока не минуть: Доброму не стать жадюгой, а жадюге - добряком. Дай испить мне их фиала, кравчий, - душу мне взбодри И, чтобы полегче стало, лей мне полным черпаком. Но с минутным оживленьем не смирится Навои, - Со всечасным обновленьем да пребудет он знаком! (перевод А. Иванова) Тарджибанд О, почему с тобой я не дружу, вино? Забота и беда гнетут меня давно… На этот мир земной чем больше я гляжу, Тем более мое сознание темно! Хотел небесных тел природу я постичь,— Не тайна для меня отныне ни одно. Приход мой в мир земной, уход мой в мир иной,— Вот этого понять, увы, не суждено. Ни мудрость многих книг, ни вера в благодать Загадку разгадать не могут все равно. Дружить старался я со множеством людей: В чем жизни цель — никем ответа не дано. И врач лечил меня, и чудотворец-шейх,— Неисцелим недуг неразрешимых «но». И ты бессилен здесь, мой мпогомудрый пир!.. Все существо мое сомнения полно. Мне стало тяжело влачить неверья груз, Терпение мое вконец истощено. Бегу в питейный дом, прошу вина — гляжу: Разбитый черепок в руках своих держу! (перевод Л. Пеньковского) * * * Я пью. Недуг любви меня скрутил опять. Я снова меж гуляк, я меж кутил опять. Мне пьяницы — друзья. Благочестивый пост В позор и пьяный грех я обратил опять. И стал кувшин с вином кумиром для меня,— Мне душу блеск вина заворожил опять. И, чтоб свободно пить, халат, и коврик мой, И туфли, и тюрбан я заложил опять. О ты, кого люблю, безумный мой кумир! Всего меня огнем ты охватил опять. И потому пришел сюда, в трущобы, я — И душу кабачок мне обольстил опять. Я понял: из любви лишь ненависть растет, Любовью и вином лишен я сил опять! Любовью приведен в проклятый кабачок, Молю налить вина в разбитый черепок. (перевод Н. Лебедева) МУХАММАС Позабыт моим кипарисом, я грущу все сильней в разлуке, Очи плачут по нежной розе, - о, как жалок я с ней в разлуке! Я без гурии райских кущей не пою много дней в разлуке: Да какой же напев веселый запоет соловей в разлуке? Попугай - и тот онемеет с нежным вкусом сластей в разлуке! Жжет огонь любви мое тело - до костей, яр и зол сжигает, Воротник лишь займется - пламя, глядь, уже и подол сжигает! Обезумевший стон мой землю и небесный престол сжигает, - Если я не с ней, солнцеликой, весь подоблачный дол сжигает Буря пылких моих стенаний, жгущих жарче огней в разлуке! Ах, из сердца пролил я крови через взор еле зрячий много, Плакал я, тоскуя по розе, росной влагой горячей много, Порассыпал я слез-тюльпанов, истомлен неудачей, много. - Не кори, если я, забытый, не вознес громких плачей много: Разве крик изойдет из тела, если жить все трудней в разлуке? Нестерпимой болью я мучу, позабыт любимою, душу, Не живящей чашей свиданья - горьким хмелем вымою душу! Не спасти мне вовек от смерти ядом мук губимую душу, Горек жребий измен, о время, - лучше ты возьми мою душу, Разлучи и с душой и с жизнью: я с любимой моей в разлуке! Не язви же меня, разлука, остриями беды горючей, Сотни мук претерпи, о сердце, лишь не гнет соперников жгучий, Не расстанься, душа, с любимой, хоть сто бед понависнут тучей, Сотни тысяч жизней отдам я, лишь одним ты меня не мучай: Нас губить, отняв друг у друга, о измена, не смей в разлуке! От красы ее, жаром жгущей, вся душа дотла обгорела, А чела ее жаркий светоч опаляет до пепла тело, И о ней такое сравненье потому написал я смело, Что, познав блаженство свиданья, мотылек сгорел до предела, А к утру он погибнет снова, со свечою своей в разлуке. О, как жалок бедный влюбленный, если нежная с ним не рядом, В горе он соловью подобен, разлученному с вешним садом. Жаль певца: и жив, да без розы, одинокий, он чужд усладам. Как бездомный пес, без любимой Навои станет горьким ладом: Боже, что за раб без султана! - Ты меня пожалей в разлуке! перевод С. Иванова КЫТА Как женский лик, сияя вдалеке, Над миром блещет солнце на восходе. Здесь дива нет: в арабском языке Название для солнца - в женском роде. * * * Заводишь речь - скажи лишь половину: Навьешь словес - и жалкий будет вид! Когда паук накрутит паутину, Он в ней и сам как пойманный висит. * * * Хулит моих сородичей народ За их бездарность. Это - справедливо. Но и моя "бездарность" всех гнетет: Мол, я не все дарю. Вот это - диво! * * * Ты благороден, ты умом высок, В сердцах людей ты будишь мятежи. Ты бесподобен! В паре кратких строк Я о тебе сказал четыре лжи! * * * И в тысяче ответов будь правдив: Лишь истина одна - для всех приют. Один калям ста букв ведет извив, На тысячу баранов - общий кнут. * * * За темнотой придет сиянье света, Ты в этой вере будь неколебим. Есть в этом мире верная примета: Над пламенем всегда завесой - дым. * * * Когда холоп отставлен, а без зова Являет пыл непрошеных хлопот, Он - словно в жены лезущая снова Супруга, получившая развод. * * * Далекий дым, а не манящий свет Холодной ночью - поводырь скитанья. Не так ли, заглушив соблазн, аскет Находит радость в твердом воздержанье? * * * Я столько от друзей обид терпел И столько бед и мук омыл слезами, Что лучше смертный обрести удел, Чем уцелеть и снова быть с друзьями. * * * Среди искусство такое есть уменье: Оплошность скрыть, когда ошибся друг, И похвалить при всех его раденье, Или сокрыть отсутствие заслуг. * * * Я, жар души в стихи вдохнув, мечтал, Чтоб мысль мою тем жаром зажигало. И потушить огонь, что жег мне мысль, Живой воды, наверно, было б мало. О, если бы горение души Всегда огонь свой мысли отдавало! * * * Учтивость привлекательней вдвойне, Когда ее в привычку взял богатый. Раскаянье ценней во много раз, Когда богат и знатен виноватый. Нет щедрости прекраснее такой, Когда не ждут, чтоб лесть была оплатой. А мудрый тех достойными зовет, Чей дух - смиренья кладезь непочатый. * * * Не позволяй льстецам себя завлечь: В корысти все негодники едины. Беседуя, цени не чин, а речь: Неважно, кто сказал, важны причины. * * * Со мной в походе два коня, Но пеший я ходок: Что кони в шахматах, они Поднять не могут ног. Что в шахматах, за край полей Им не дано дорог. Конь черный подо мной - земля, А белый конь - песок. * * * Кто сокрушил в себе прибежище гордыни, Богатства вечности даны тому отныне. А если гордость и во мне нашла обитель, Найдется ль для богатств другой хранитель? * * * Пусть в сад твоей души негодник не заглянет, Посконный половик не скрасишь и цветком: Навозный жук, смердя, и розу испоганит, Нетопырю не виться мотыльком. * * * Два борзых пса охотились на льва. По силе нет, как будто, в них различий, Но пес один, принюхиваясь, ждет, Другой - бежит, не дожидаясь кличей. Растерзан пес, смертельно ранен лев, - Он стал тому, трусливому, добычей! * * * Старайся этот мир покинуть так, Чтоб без долгов расчесться с пережитым. Из мира, не закончив дел, уйти Не то же ль, что из бани — недомытым? * * * Невежда в страхе жизнь провел: Боялся он учиться слову. И в результате, как осел, Влачил свой век от рева к реву. * * * Скажу тебе: средь выродков земных В особенности три породы гадки — Безмозглый шах, скупой богач, Ученый муж, на деньги падкий. * * * Напыщенный болван, от визга распалясь, Поднять способен чернь во имя злого дела. Когда петух зовет, копая клювом грязь, Такого нет дерьма, чтоб курица не съела. * * * Я столько нагрешил, что в преисподней Мои грехи весь ад заполонят. Не легче ли простить меня, всевышний, Чем новый для других готовить ад? перевод С. Иванова РУБАИ Твои стихи, о Навои, как перлы все блестят, Из глуби недр твое перо добыло ценный клад, - Да не один, не десять их, не сто, не сотни их: Все говорят, что я добыл их тысяч пятьдесят! * * * Здесь розы нет, а мне о ней твердят! Пройти б у сада - вдоль его оград, - Пусть прелесть роз очи не узрят, Зато вдохну чудесный аромат! * * * Осенней красотой расцвечен сад, И всюду листья желтые летят. Шафраном обернулся изумруд - Голубизну небес сменил закат. * * * Когда, порвав с людьми, я вырвался из пут, Я рад был, что меня простор и воля ждут. Но, полюбив тебя, я снова влез в хомут: Так зверь - рванет аркан, и - шею стянет жгут. * * * Кто службой шаху добывает хлеб, Тот может быть и хром, и глух, и слеп. Но тайну скрыть и быть немым, что склеп, - Труднейшая из всех земных судеб. * * * Я шахской справедливости чертог И укреплял, и строил, сколько мог: Уж раз создатель свет свечи возжег, Лететь на пламя должен мотылек! * * * Стихам я отдал радость вешних лет, И летних кущ моих тюльпанный цвет, И осени печально-желтый свет, И зимний вечер, что от снега сед. перевод С. Иванова * * * Годами шейха речь текла, пресна, мутна,— Ни сердца, ни ума не тронула она. Но продавец вина мне душу взволновал: Всего один глоток — и песня рождена! (перевод Л. Пеньковского) ТУЮГИ То губ нектар иль глаз твоих алмазная слеза ли? А может быть, твои уста чужой нектар слизали? Кокетством лук заряжен твой, и стрелы в сердце метят, Ах, если б блестки яда с них на полпути слезали! * * * Стрела обиды в грудь впилась и сердце мне задела, Едва утихнувшая страсть опять взялась за дело. Так предначертано судьбой: мы страстью рвемся к юным, И до других — кто нелюбим — влюбленным что за дело? * * * Дугою бровь, как меткий лук; стрелу мне брось навстречу, Ах, долго ль мне еще, скорбя, лишь уповать на встречу? Среди луноподобных звезд, что всех затмят красою, С красой такой, как у тебя, другую разве встречу? * * * Рубины губ ее — огонь, они мне душу жгут. Как лук мой стан, лишь потяни за тетиву, за жгут. Я клятвам верить был бы рад, но искренни ль они И светоч верности, в тебе зажгут иль не зажгут? * * * Нет, ты не роза, я правдив в сравненье этом смелом, По бледности твое лицо соперничает с мелом! Затворница! Румянец щек тому лишь дан в награду, Кто не гнушается вином и в страсти будет смелым. * * * Кинжал разлуки в эту ночь затеял пир и справил, Но рок, мне печень истерзав, недуг мой не исправил. Тогда он в Тун меня послал и пыткой мучил в Туне, Как нужно мучить,— не забыв ни одного из правил. * * * Пока любимая в Сари, грустить не перестану. Когда ж сравнения искать для милой пери стану, Я в сад пойду, в цветенье роз увижу лик прекрасный, А рядом — стройный кипарис, ее подобный стану. * * * Бальзам для ран я не нашел, страницы книг листая, Что тело мне терзает в кровь — не хищных птиц ли стая? Огонь любви мне душу сжег, и в горькой той пустыне Не отыскал ни одного целебного листа я. * * * Жестокий град коварных стрел мне душу поражал, И в сердце две из них впились, как острых пара жал. Алмазы горьких слез моих пролив к твоим стопам, Я взоры россыпью камней бесценных поражал. * * * Мой взор состарила слеза, в страданьях пролитая, Но ты, как прежде,— лишь мечта, что дразнит, пролетая. Один — в тоске я смерти жду, но если ты со мною, Мой, как у Хызра, долог век,— что ж вспомнил про лета я? * * * Чтоб ей сказать «не уходи», уста я растворил, Но замер зов мой на устах и льда не растворил. Ее капризам нет числа, упорству — нет границ. Мир удивлен: такое зло каприз хоть раз творил? (перевод С. Иванова) ФАРДЫ Добыл ты много благ земных, но к новым не стремись: Земное благо тянет вниз, святое благо - ввысь. * * * Горящий уголь без щипцов руками не возьмешь, Скалу киркой не раздробив, алмазов не найдешь. * * * О наслаждении святом, язычник, не болтай: Дом кочергой не осветить, хоть трижды раскаляй! * * * Когда услышишь крик совы, несчастья берегись, Когда ж захочешь клад добыть, дракона не страшись. * * * Пускай святыня далека, ступай в суровый путь, А не достигнешь - все равно ей благодарен будь. * * * Два мира примирить в себе, о друг, нам не дано: Две лодки схватишь за борта - потонешь все равно. * * * Слепец, кто вечности искал среди забот мирских, Глупец, кто верности искал среди сердец людских. * * * Пусть враг не смотрит на тебя, доверчивым не будь: Был незаметным ветерок, а смог свечу задуть. * * * Не злись, когда решится друг твои грехи назвать, Не дуй на зеркало свое, чтоб не тускнела гладь. * * * Твой лик открыт, но чаша губ - под кисеей густой. О роза! Как пригубить нам твой розовый настой? * * * Как радовался верный раб, спешил на каждый зов, И каждый раз ты на него натравливала псов. * * * В любви то правоверный я, то дерзкий еретик, Ведь для меня один закон - твой лучезарный лик. * * * Глаза в песочные часы я превратить бы мог - Из глаза в глаз пересыпать прах от любимых ног. * * * Сто раз меня отвергла ты, а сердце встречи ждет, Сто тысяч мук снесет мудрец, но праведным умрет. * * * Настал закат моей любви, всем радостям конец, Теперь любая ночь - палач, любое утро - лжец. * * * Любимая - цветущий сад, но скрылась вдруг она, И как смогу теперь узнать: зима или весна? * * * "Я плакала", - сказала ты, а лик - свежее роз. Цвети, царица! Суждено лишь мне желтеть от слез. * * * О псы возлюбленной моей! Когда угасну я, Хоть вы поплачьте обо мне, как старые друзья. * * * Достиг ты многих благ земных, но к большим не стремись: Земное благо тянет вниз, святое благо — ввысь. * * * Лишь только вспыхнет небосвод — весь мир начнет сиять, Лишь только страждущий вздохнет — ночь настает опять. * * * Рука, пласты угля круша, становится черна, Душа, с народом злым дружа, становится грязна. * * * Ах, иссякает жизнь моя, я сгорбился, иссох, И равен сотне вздохов стал мой каждый горький вздох. * * * Из этой кельи ты одна прогнать могла бы тьму, Увы, повсюду светишь ты — лишь не в моем дому. перевод С. Северцева * * * Все отдать, себя лишая, - это щедрость свыше мер, Сделать то же, только молча, - это мужества пример. * * * Дородность тела нам всегда отягощает бытие, Душе спокойней во сто раз освободиться от нее. * * * Знай - настоящий тот глупец, кто вечности от мира ждет, И, несомненно, тот дурак, кто верности от ближних ждет. * * * В этих полных горя вздохах траур жизни я таю, В каждом вздохе - сотня вздохов, сокративших жизнь мою. перевод Вс. Рождественского САКИНАМЕ Послания кравчему (фрагмент) * * * О кравчий, кубок царственный подай, Рубины-капли льются через край. Рубинов россыпь скрыл в себе кувшин, Но ярче всех единственный рубин. Подковой раскаленною горя, Ценней он, чем рубин в венце царя. И огненным сияньем этот свет Всех гурий превзошел, затмил весь свет. Подобно солнцу, в чаше он горит, То чаша, из которой пил Джемшид. Едва Джемшид на пышный пир пришел, Как солнце, он поднялся на престол. Все шахи - лишь привратники пред ним, И разум наш - безумьем одержим. Его приказа слушается хан, Его веленью подчинен султан, Его престол до неба достает, Его войска - как звездный небосвод. Несут ему, как цвет зари, вино, Как плавленый рубин, горит оно. Я сам, едва заговорю о нем, Восторгом загораюсь, как огнем. Вино пусть шах, как воду Хызра, пьет, А мне пусть только гущу подает. Когда нальют нам чаши до краев, Хмельных сдержать я не сумею слов: "Шах, славный, словно глубь небесных недр, Ты сердцем - море, ты, как туча, щедр. Коварно небо, как хамелеон, У чаши неба свой всегда закон. Нет вечности для знатных, для царей, Нет верности для счастья жизни всей. Аллаху слава! Создан им ты, шах, Всезнающим и опытным в делах. Смотри: завоеватели земли, Все шахи в землю черную легли. Где Каюмерс, Хушенг, скажи мне, где? Где их венец и трон, скажи мне, где? Джемшид и Феридун где, наконец? Кто небом пощажен был, наконец? Где Кеянидов, Саманидов род, Где Искандера, Ашканидов род? Рустама нет, и Сама тоже нет, Мертв Яздигерд, Бахрама тоже нет. Где ханы, где их предок Чингиз-хан? Где Угедэй, властительный каган? Где хан Тимур, что мир завоевал? Он с армией бессчетной прахом стал. Нет ни детей его - твоих отцов, Нет внуков - старших братьев-храбрецов. Наука зла привычна небесам, Они берут все, что дарили нам. Чей трон они до солнца вознесли, Тот скоро свергнут был, лежал в пыли. Кому был налит наслажденья мед, Сто кубков яда выпьет с медом тот. Судьба сильней глупца и мудреца, Мессия с Хызром спорят без конца. Мысль выражение нашла в словах: Никто не вечен - ни бедняк, ни шах. Не забывай о боге ни на миг, Другим не утешайся ни на миг. С надеждой милости его дождись И гнева постоянно не страшись. Будь справедливым к людям и к стране, Чтоб в счастье им жилось и в тишине. Бог - это крепость, ты всесилен с ним, Пусть станет правда знаменем твоим. Свой долг исполнив, весел будь всегда, Пусть сердце знает, что пройдет беда. И о веселье думать мы должны, Богатства мира не на век даны. Беспечности минут не отдавай, Будь справедлив, веселья не теряй. Предвидеть каждый миг, увы, нельзя, Уносит время пыль - догнать нельзя. Придет печаль - будь весел средь гостей, В парчу одетый, с ними чашу пей. Когда ты людям принесешь покой, Всемилостивым будет бог с тобой. А если милостив, участлив ты, То и за гробом будешь счастлив ты". * * * О кравчий, в чашу мне налей вино, Пускай рубином светится оно. Не говори, что яхонта в нем цвет, Оно рубин, какого ярче нет. С дыханием Исы его сравни, С живой водой, что продлевает дни. Ты видишь, к этой чаше я приник, Чтоб от себя уйти хотя б на миг. Разлука с шахом так мне тяжела, Что речь и выразить бы не могла. Заслугам шаха даже меры нет. Делами он на весь прославлен свет. Так, в "Пятерице" в каждой букве есть Жемчужины, которые не счесть. Сказания, написанные мной, Я шаху посвящаю с похвалой. Быть может, я чрезмерность допустил, Полезностями речь перегрузил. Но пусть царевич их запомнит все, Шах благородный их запомнит все. Хотя ему советы не нужны. Как разуму обеты не нужны. Зачем они тому, кто богу друг, Кто в чистых душах видит верных слуг? О, если б я ему вновь близким стал, Хоть раз его красу вновь увидал! * * * О кравчий, дай мне пьяное вино Там, где всех пьющих радует оно. Вино такое, что друзья его От запаха пьянеют одного. Мелодии "Ирак" пьянящий звук Горит, как кровь источника разлук. О музыкант, напевный строй держи, И хусейни оттенки покажи. Из слов Хусейна - вязь цветов живых, Из Гариби - его чудесный стих. Настроив саз, мне счастье, радость дай, И в горе мне покоя сладость дай. Пристрастны шахи к редкостным делам, Речам внимают тонким и стихам. Бог сделал их приятными для нас, Мы навсегда храним о них рассказ. Да будет слово шаха, как он сам, Великодушно и приятно нам! * * * О кравчий, в чашу мне налей вино, Кровавых слез моих красней оно. Пускай пьянит нам сердце, как любовь, Как прелесть жен воспламеняет кровь. Рубин румийский так не тешит взгляд, Как урдустанской чаши той гранат. Дай выпить, чтобы мог я пьяным стать, Сознанье, разум, мудрость потерять. Я девам красоты вино подам, Наследнику престола я подам. Мы выпили, и каждый весел стал, Печаль и горе тотчас растоптал. Пусть шах уже не ведает невзгод, Пусть он, куда задумает, идет, Чтоб все задуманное воплощать, Чтоб всех врагов отважно побеждать. * * * О кравчий, яхонта-вина подай, В нем сила духа и для сердца рай. Оно, разлуки горестной шербет, С рубином Бадахшана слило цвет. В бокал его нальешь ты голубой, Чтоб в чаше неба разлилось зарей. Взирая на ислама купола, Пусть выпьет тот, кого печаль взяла, Кто здесь Хайдар по прозвищу Хасан, Похвал достойный, благодетель стран. Пускай немало от его щедрот В стране ислама обретет народ. * * * О кравчий, до краев бокал налей И обнеси почтительно гостей. Вино - источник радости, оно И вежливость всегда внушать должно. Пусть к Мерву обратясь, склонясь к нему, Я выше неба взор свой подниму. Санджара царству кто вослед идет? Санджар второй и третий в свой черед. Мне с памятью о том жить веселей В подлунном мире горя и скорбей. Прекрасный видом шах Абдулмухсин Пусть будет счастьем поднят до вершин. * * * О кравчий, дай вина нам цвета роз, Чтоб розовой струей оно лилось. Душа назвала "лекарем" его И "пищей духа" - наше естество. С ним золотая чаша, как тюльпан, Которым так гордится Хаваран. Прекрасной розой будет пусть оно, Когда царевич выпьет то вино. И чаша пусть до страшного суда Пред ним не иссякает никогда. * * * О кравчий, пусть вина течет струя, Как жар огня и чистый лед ручья. Пусть освежает душу, как Ковсар, И обжигает, словно адский жар. А выпив, я всегда шуметь готов, Как странствующий плут и пустослов. С тайн естества он смело снял покров, Он пьет вино, свободный от грехов. Он, всех опередив, достиг вершин, Рустам, простой привратник, Зала сын. * * * О кравчий, чашу-полумесяц дай, Вино нам, с солнцем схожее, подай. То Бадахшана огненный рубин, То солнца, нас слепящего, рубин. Сияет капля, как звезда, лучом, Сверкает, словно молнии излом. Ты чашу-полумесяц нам подай, Восславив шаха Балха, нам подай. Во всех делах он справедлив, умен, Хусейном Ибрагимом назван он. Его страна - как сад средь прочих стран, Границей ей да будет Хиндустан. * * * О кравчий, чашу счастья за столом Подай нам с чудодейственным вином. И сразу вдохновленный кубком тем Заговорит, хотя и был он нем. Красноречивым делает вино, С ним слову стать жемчужиной дано. А выпил шах - и, счастьем вдохновлен, В раздаче золота стал щедрым он. Его желаниям преграды нет, Счастливым будет он хоть на сто лет. * * * О кравчий, чаша девы хороша, Путь сладостный находит в ней душа. В той чистой чаше чисто и вино, Как солнце в светлом ручейке оно. Быть может, юный кипарис садов Из этой чаши тоже пить готов. Вино достойно пиршества царей И девы-красоты, что всех нежней. Наследника достойны, чьи слова Во всем его подобье естества. * * * О кравчий, запах розы в чаше той, Целит народа душу чистотой. Она нас озаряет, горяча, Как тьму ночную радости свеча. От этой чаши сердце словно сад, Глаза царевича мне свет струят. И да подаст ему на много лет Касым Анвар поддержку и совет. Прекрасен он, светлы его дела, Да будет жизнь его вовек светла! * * * О кравчий, чашу милости неси, Я, одинокий, выпью - вновь неси! О двух изгнанниках вдруг вспомнил я, Что высланы в далекие края. Вдали от родины и от родных, От исполненья замыслов своих. Как им живется там, в чужой стране? Всегда ведь тяжко нам в чужой стране. Звезде их счастья больше не сиять, Им средь чужих людей теперь блуждать. Приснится ли им шах когда-нибудь, Иль то, что здесь в дому, когда-нибудь? Чтоб их почтить, две чаши мне налей, Чтоб мне не забывать моих друзей. О, если бы о них подумал шах, Они б вернулись жить в родных краях. * * * О кравчий, чашу дай при звоне струн, Начни газель, что создал Феридун. Вина в той чаше золотистый цвет, И сладостней стихов на свете нет. Создав напев, что тем стихам сродни, Сложившему их чашу протяни. Пусть в память двух две чаши выпьет он, Свой разум погружая в смутный сон. А гущу мне дай, чтобы взять я мог Из тех двух чаш последний свой глоток. * * * О кравчий, дай мне голубой бокал, Чтоб разум подданных в нем утопал. Для них в бокале голубом вино, Как яхонт в бирюзе, разведено. И если позовут нас на пиры Султана Вайса, сына Байкары, Прочти из списка милых мне картин Моих стихов хотя бы бейт один. Шах будет вечно славой вознесен, И на пиру блаженства сядет он, А Байкара, отец его, в раю Прощен аллахом за вину свою. * * * О кравчий, в чашу, где весь мир сокрыт, Налей вино, что радугой горит. Джемшида чашу отразит вино, Нет, Искандера зеркало оно. Для тех, кто в горьких бедах занемог, Живой водой покажется глоток. Ты воды Хызра чашей зачерпни, Пусть пьющему продлятся жизни дни. Отцу и брату чистая струя Пускай в раю даст радость бытия. * * * О кравчий, лей мне разума вино, И ста умов всегда мудрей оно. Пускай, хотя б слегка, глотнет старик, - Он пылким юношею станет вмиг. И знатоку любви ты чашу дай, Прославленному Мираншаху дай! Скажи: "Ты, шах, как небо, вознесен", - Но все проходит: пышность, власть, закон. Страну богатств ты видел, города И пышностью облек себя тогда. Постиг ты все, чем важен царский сан, Престол и то, чем счастлив Кураган, Всем шахам заменяешь ты отца Иль деда всемогуществом венца. И степень у тебя превыше всех, И опыт у тебя превыше всех, А я тебе, мудрейший, говорю: Все страны покоряются царю, Но где тот шах, что небу равен, - где? Где шах Бахман, что был так славен, - где? Где тот, кто был сияньем для очей, Телесной силой, радостью твоей? В саду султанства - кипарис живой И, словно солнце, славный добротой. На небе знаний - как Юпитер он, Ему доступен всех наук закон. Прельщенный его прозой и стихом, Меркурий нем пред этим мудрецом. Он с юных лет мудрец, властитель был, Он суфием и праведником был. Его достоинствам и счета нет, Превыше он всего, что знает свет. Высоких качеств в нем не перечесть, Назвал я много, в нем же больше есть. Найдешь ли где такой души черты Среди достигших знаний красоты? О небо, ты насилия творишь, Неблагосклонно ты на мир глядишь. Зачем он в черной скрыт теперь земле, С ним разлученный, я живу во мгле. Где солнце без тумана, наконец? Где жемчуг без изъяна, наконец? И даже если мир был добр душой, Что с ним случилось, будет и с тобой. И так как жизнь дает нам мало дней, Без вечности будь тверд душой своей. Внимай советам мудрости людской, А если нет, то согласись со мной. перевод Вс. Рождественского